Уланов Василий Андреевич  

Родился 7 февраля 1930 г. на хуторе Замятине Еткульского района Челябинской области. Его отца-крестьянина раскулачили и вместе с семьей сослали в Пермскую область. По окончании школы ФЗО в поселке Половинка (ныне город Углеуральск) работал на угольной шахте.
В 1949 г. семья из ссылки вернулась на Урал. После службы в армии работал на ЧТЗ, на стройках города – прессовщиком, бригадиром, мастером, каменщиком-монтажником, инженером по технике безопасности.
Первое стихотворение опубликовал во время службы в армии в дивизионной газете «На посту» в 1953 г. Творческого опыта набирался в Литературном объединении им. М. Львова (ЧТЗ), в поэтическом клубе «Светунец».
Произведения В. Уланова, разнообразные в тематическом и жанровом отношениях, публиковались в коллективных сборниках, в журналах «Уральский следопыт», «Нева».
Автор 9 поэтических книг, член СП России с 1999 г.

БИБЛИОГРАФИЯ

Сочинения:
Иду на свет. Стихи. Челябинск, 1989.
Земные строки. Стихи. Челябинск, 1989.
Не скатертью дорога. Сб. стихов. Челябинск, 1993.
Думы. Стихи. Челябинск, 1996.
Горький хлеб. Стихи. Челябинск, 1998.

Литература:
Л. Чернышев. Человек творчества. Газ. «Челябинский строитель». 1957, 4 мая. Челябинск.
И. Русакова. От сонета до частушки. Газ. «Заветы Ленина», 1990, 6 февр. с. Долгодеревенское.
Земля – моя Родина. Уланов В. Я в мир пришел. Челябинск, 1995.

Я счастлив тем, что соприкоснулся с миром слова

Начну рассказ о себе с того дня, когда в очередной раз приехал к отцу в гости в деревню Камышитово, которая ютилась на берегу озера Большой Сарыкуль супротив Еманжелинска. В Камышитово жила и тетя Маша Ческидова, старенькая, лет 80-ти, родная сестра моего отца. Я не однажды упрашивал ее сводить меня на то место, где родился. И уговорил!
Июль стоял погожий, и она сказала мне: «Свожу. Больно земляничные те места, ягодки уже поспели, заодно и наберем».
И пришли мы с тетей Машей
В край, где даже тропок нет,
Где изба стояла наша
И явился я на свет.
Вижу: глухо, жутковато,
Лес – стеной, в крапиве – лог.
Не поверишь, что когда-то
Здесь гнездился хуторок…
Это из моего стихотворения, написанного годы спустя.
Итак, еле заметные, заросшие травой осыпи бывших фундаментов да густой вокруг березняк.
Повздыхали и пошли мы,
В ноги кланялась трава.
Уголок земли родимой,
В горле – горькие слова.
Полтора десятка дворов – вот и весь хутор Замятино. В нем 7 февраля 1930 года и явился я на «божий свет».
В конце 20-х годов несколько крепких семейств уральских казаков села Кичигино переехало на новые земли километров за сорок в Еткульский район, где и возник по их воле хутор Замятино. Видимо, названный так по первопоселенцу. Мои родители – отец Уланов Андрей Иванович, с 1893 года рождения, и мать Уланова Аграфена Семеновна, с 1898 года рождения – были в их числе. Они приехали сюда со Степанидой Степановной, отцовой матерью, со старшим сыном Михаилом и дочерью Анной – меня еще не было.
В 1932 году хуторян всех раскулачили, а дома их разобрали и перевезли на четыре километра в деревню Нехорошково, где размещался сельский Совет. Нашу семью в составе уже шести человек сослали в Пермскую область, Губахинский район, поселок Половинка (ныне г. Углеуральск), где располагается шахта им. Куйбышева. Там я вырос, закончил школу ФЗО и стал 13-летним пацаном работать в шахте: помогал запальщику-взрывнику носить со склада в рюкзаке динамит, заряжать шпуры в забое, пропускальщиком, машинистом лебедки и подземного, примитивного лилипута-электровоза и вообще куда пошлют – шла война, не до отговорок было.
И все это продолжалось до 1949 года, вплоть до нашего возвращения обратно в Челябинскую область, но уже только втроем. Сначала умерла бабушка, затем скоропостижно скончалась мама прямо за обеденным столом, а за ними следом старший брат Михаил, впервые в жизни хлебнувший браги на свадьбе сестры друга, умер той же ночью на кровати во сне, а я, семилетний, даже не подозревал, что спал с мертвецом. Утром сообщили о случившемся дежурившему отцу – оказалось, поздно: Михаила не могли откачать и отпоить парным молоком. Вот и остались в той северной земле наши родные навечно.
Должен сказать, в нашей близкой, на памяти, родословной, не было пишущих. От кого передались мне эти гены – не узнать. Отец имел трехлетнюю церковно-приходскую школу, мама и брат рано умерли, я их не помню, с них даже фото нет. Домашней библиотеки у нас не было, а бабушкиных сказок и материнских колыбельных песен в моей памяти не сохранилось. Может, они остались в подсознании, и в содружестве с прекрасной, но суровой природой северного Урала, среди которой я рос и набирался впечатлений, они зарядили меня «зудом» творчества? Или чтение книг зародило во мне «божью искру», хотя до призыва в армию я успел закончить всего две четверти пятого класса, зато в моей карточке поселковой библиотеки значилось около двухсот прочитанных книг! Но только две из них – жюльверновские – засели в мозгу: «Граф Монте-Кристо» и «Пятьсот миллионов Бегумы». А мои поэтические симпатии принадлежали трем великим русским классикам: Пушкину, Лермонтову, Некрасову. Позднее к ним причислил: Есенина, Блока, Заболоцкого, Дм. Кедрина, Твардовского.
Когда мы вернулись на родину, мне предложили работу на ЧТЗ. Там я трудился штамповщиком в ХШЦ-1 несколько месяцев до призыва в армию в мае 1950 года. В армии я и начал писать стихи. Свое первое стихотворение «Шинель» опубликовал в дивизионной газете, выходившей на станции Борзя Читинской области. За службу мою их накопилось в альбоме свыше сотни.
В 1953-м я демобилизовался и на гражданке предал альбом печке, о чем до сего дня сожалею, вспоминая совет С. Маршака: «Берегите юношеские стихи, они умиляют в старости». У меня есть по этому поводу стихотворение «Сожженный альбом», которое опубликовано в книге «Земные сроки» (1991 г.). Там есть такие строки:
Прошло треть века, как я сжег альбом,
В котором билось молодое чувство,
Когда неискушенный, с бычьим лбом,
С пером в руке шагнул я в мир искусства.
Стихи горели… Помню до сих пор,
Корежились, в глаза глядели строки…
И вот сейчас твержу себе в укор:
Каким я был и глупым, и жестоким!
Вообще-то я мог бы стать художником, но в моем трудном детстве и юности художественных школ не было, и я, имея некий к этому природный задаток, копировал разное, понравившееся мне. Живя уже в Челябинске, перешел на масло. Перекопировал с репродукций многие известные картины художников-передвижников, даря их родне и друзьям и, конечно же, оставляя некоторые себе. И до сих пор еще нет-нет да беру в руки кисть. Старшего сына Михаила (назвал именем брата), когда он стал учиться в школе № 65 и рисовать, я сразу приучил к натуре: ставил перед ним предметы домашнего обихода, и он на них набивал «глаз и руку». В юности он закончил двухгодичную школу художников-оформителей и четырехгодичное художественное училище. Теперь – профессиональный художник-монументалист и иллюстратор моих книг. Дочь Галина тоже имеет за плечами школу художников-оформителей. Так что мое увлечение живописью сполна передалось детям.
Но жизнь переиначила мою судьбу. Я стал профессиональным художником слова. Сейчас я – автор девяти книг, и еще надо бы издать несколько, кроме «Избранного», для которого пишу эти автобиографические заметки. В 1999 году с большим опозданием (сам тянул) меня приняли в Союз писателей России, вопреки какой-то закулисной возне, предвзятых обо мне суждений некоторых челябинских литераторов или даже грязного поклепа в мой адрес.
Благодарен Валентину Васильевичу Сорокину, нашему выдающемуся поэту-земляку, порядочному, смелому человеку, имеющему большое влияние в Союзе писателей России. Он быстро разобрался в закулисных наветах по отношению ко мне, и я, ожидавший этого решения более двух лет, был принят в Союз. Побольше бы России таких поэтов и людей, от честности которых зависит творческая судьба многих из нас!
Но вернемся в год 1954-й, когда после «дембеля» я вернулся на ЧТЗ опять в ХШЦ-1. Стал посещать заводское литобъединение.
После женитьбы на Дегтяревой Зинаиде Ивановне, крановщице мостового крана нашего цеха, мы ушли с ней из заводских общежитий на частную квартиру. Острая проблема жилья привела меня на стройку. Здесь я был разнорабочим, многие годы трудился каменщиком-монтажником, а после учебы в ШРМ и окончания монтажного техникума – все без отрыва от производства! – бригадиром, мастером, прорабом, инженером по технике безопасности на стройках города и области в течение более трех десятков лет, вплоть до выхода на пенсию в 1990 году.
И все эти долгие годы Муза не покидала меня, наоборот, она вместе со мной как бы обрадовалась, что у меня, пенсионера, стало больше свободного времени, и она, видимо, старалась возместить утраченные потери – усердно вдохновляла меня.
За последние полтора десятка лет я написал много новых стихотворений, шесть поэм, сказку «Зубатка». В числе изданных девяти сборников – книга сонетов, первая за всю литературную историю Южного Урала. Посещал литобъединение станкостроительного завода им. Серго Орджоникидзе, затем областной поэтический клуб «Светунец» при Союзе писателей, печатался во многих газетах, коллективных сборниках и альманахах, выступал по областному радио и телевидению.
Муза-подруга до сих пор верна мне, хотя в моем возрасте, казалось бы, пора расставаться с нею. Попробовал себя в прозе, написал несколько десятков новелл, вроде, получилось. Но издаваться сейчас архитрудно из-за чудовищных цен на типографские, издательские работы. Даром никого не издают, как бывало в советское время. Плати – увидишь книгу, а так – фигу!
Прослеживая свой творческий путь, раздумывая над удачами и неудачами, разбираясь в жизненных перипетиях, я все-таки пришел к мысли: я счастлив тем, что соприкоснулся с миром слова, с его удивительной живучестью в горниле языка, и наша задача, литераторов любого ранга – бережно относиться к нему, не искажая его подлинности, копаясь в его кладовых, выразить словом и себя, и свое время, и «дела давно минувших дней», ибо в этом – преемственность поколений и совершенствование человеческих отношений к окружающему его миру.
В связи с этим, возвращаясь к своим корням, я написал самоироническое стихотворение – оно напечатано в книге «Я в мир пришел». Назвал его «Замятино».

Хутор Замятино,
Где ты, восстань!
В памяти вмятина:
Лес, глухомань,
Тропы нехожены,
Травы по грудь.
Мысли встревожены –
Пройденный путь.
Кочки, болотина,
Звон комарья.
Малая родина,
Признак жилья –
Осыпь фундамента,
Вал земляной.
Памятью намертво
Связан со мной.
Глянул критически –
Грусть обвила.
Вдруг иронически
Мысль обожгла:
Здесь меня зачали –
Отчий мой кров.
Эх, раскулачили
Десять дворов!
Смертушка явится…
В глушь-стороне
Где же поставится
Памятник мне?

Стихотворение можно воспринимать несерьезно, но насильственная потеря в детстве малой родины и ностальгия по ней неизгладимы в человеческой памяти. Она, может, и есть тот духовный стержень, на котором тысячелетия зиждется наш бренный век.
Про поэтов верно говорят: в их стихах – жизнь и судьба автора. Удачны они были или нет – это уже рассудит беспристрастное время.

Василий УЛАНОВ.
23.01.2000 г.

Hosted by uCoz